Я побледнел. Но тут же поклялся, что буду держать себя в руках.
— Ах, вот оно что! Стало быть, вы подозреваете меня, — это был не вопрос, я говорил утвердительным тоном.
— Да, — кивнул следователь.
— Ну что ж… — лихорадочные мысли в моей раздувающейся голове, — я думаю, что соседке просто это привиделось. Старым людям свойственно выдумывать всякие небылицы.
— Да–да, я знал, что услышу нечто подобное.
Я возмутился и развел руками:
— Послушайте, я не убивал этого человека. Богом клянусь! Кстати, у меня нет лопаты.
— Я намереваюсь обыскать вашу квартиру.
— Пожалуйста. Вам нужен на это ордер? Можете действовать и без него. Мне нечего скрывать.
— Замечательно. Тогда, может быть, прямо сейчас?
Я кивнул, и Березов, подозвав официанта, затребовал счет.
Глава 27
Березов обыскивал мою квартиру часа два, не меньше, но так ничего и не обнаружил. (Разумеется, я заблаговременно уничтожил все, что так или иначе могло вызвать у него подозрения, а рукопись зашил в подкладку своего плаща). Но никакие мои предосторожности уже не могли переубедить Березова — по выражению его лица, по острым огонькам, мелькавшим в его глазах, я понял, что он продолжает подозревать меня. Его порядком удивило, что в моей квартире не было ни телевизора, ни телефона.
— Вы где–то работаете?
— Да, в местной газете.
— Стало быть, вы репортер? — он еще больше удивился.
— Не совсем, — уклончиво ответил я, — просто пишу статьи.
— Какого рода?
Я пожал плечами.
— На разные темы.
На прощание он опять сказал, что будет держать меня в курсе дела, и добавил:
— Теперь, когда я напал на след, уже не отступлюсь. Я обязательно поймаю преступника. Обязательно. Я чувствую, это не тот случай, в котором меня постигнет проигрыш. Он вообще редко меня постигает.
В ответ я промолчал.
Ровно через день я написал заключительный абзац в своей рукописи и поставил в нем точку. Итак, работа была закончена. Но я не мог начать заниматься ее распространением или расклеиванием идеологических листовок — на хвосте у меня сидела милиция. Должен признать, последний разговор с Березовым произвел на меня весьма и весьма гнетущее впечатление. Он был уверен в моей виновности и задался целью во что бы то ни стало найти доказательства — это я уже понял. От всей его внутренней силы и харизмы веяло именно этим. А человек, настроенный так решительно, по обыкновению, добивается того, чего хочет, как много препятствий ни стояло бы у него на пути. Тем более, Березов был талантливым следователем.
Теперь хочется рассказать о листовках — моей новой замечательной идее. Я долго думал над тем, как воплотить в реальность Новый замысел и принял решение в перспективе организовать клуб сторонников учения. Об этом клубе и должно было быть написано в идеологических листовках. Поначалу вступление в него должно было происходить чисто на добровольной основе; потом я планировал переформировать этот клуб в тайное общество, главной целью которого станет захват власти в стране.
Размышляя так, я по–прежнему оставался абсолютно один и был похож на того, кто пережидает сильный дождь под парусиновым навесом.
Нет, пройдет некоторое время, я избавлюсь от легавых и обязательно найду себе союзника, который окажет мне помощь и коим должен был стать никогда не существовавший Агафонов. Это было странное, непонятное и необъяснимое видение! Впрочем, нет, все–таки я был в состоянии объяснить. Мой мозг жаждал заполучить как можно больше сторонников, и воображение создало одного. Теперь я должен был найти настоящего. Каким–то образом. Между прочим, следовало это сделать еще до организации клуба. Именно этот человек помог бы мне на самом начальном этапе. Однако когда я приходил к такому заключению, тут же некий внутренний голос подсказывал мне, что я могу быть в любой момент арестован…
Вот такой круговорот мыслей циркулировал в моей голове. И еще одно чувство присутствовало. Все тот же безликий Агафонов, плод моей фантазии, был прав, когда говорил, что убийство — это как наркотик. Убив один раз, хочется еще и еще. А потом… желание убивать становится непреодолимым влечением. Мне действительно хотелось убить еще парочку людей.
Однако в сложившихся обстоятельствах позволить себе такую роскошь я, естественно, не мог. Меня одолевали напряженные думы, которые в результате ни к чему не приводили.
Я чувствовал, как туманную пелену моего самодостаточного существования прорезал зовущий прожектор действия, я был готов встать на путь выполнения Нового замысла прямо сейчас, однако руки мои были связаны, я каждый раз возвращался к подвешенному состоянию.
Нет, я решительно не хотел просто ждать, я боялся, что это может затянуться слишком надолго. С другой стороны, оставалось ли мне что–нибудь другое?
Я воображал, как приду в книжное издательство и передам им рукопись на прочтение. Нет, лучше не отдавать им оригинал, а сделать копию — так безопаснее. Они прочтут ее и, скорее всего, откажут в издании. Я прекрасно осознавал, сколь новы мои идеи. Что делать дальше? Идти в другое издательство? Нет, надо определенно отыскать какие–нибудь связи… Черт, легче сказать, чем сделать. Может, попробовать заручиться поддержкой газеты, в которой я время от времени подрабатывал? Весьма сомнительно.
Я продолжал размышлять… и бездействовать, размышляя…
Глава 28
Прошел еще день. Березов так и не приходил. Я осознавал, что до смерти боюсь ареста. Ведь если он произойдет, все мои планы рухнут в одночасье. Что мне было делать? Я выходил на улицу и часами шатался по городу или же проводил время на кладбище. Я перестал слышать телепатическое общение, но так и не хотел признать наступление кризиса. Нет, не в моей теории. Во мне самом.
Мне определенно надо было кого–то убить. Это пошло бы на пользу не только лично мне, но и Новому замыслу. Хотя… во втором случае она была бы микроскопическая.
И тут еще одно подозрение зародилось в моей голове. Что если за мной наблюдают? Люди Березова или сам он. Подобное было бы вполне логичным, ведь они твердо убеждены в моей виновности. Нет, в таком случае об убийствах следует забыть. Определенно забыть.
Возвращаясь вечером домой, я увидел любовную парочку, обжимавшуюся у дверей подъезда. Пара выстрелов или ударов стилетом, и их тела плюхнулись бы наземь, точно бурдюки с картошкой. Меня тошнило от одной мысли, что эти двое ничтожеств придут к себе в теплую квартирку и займутся сексом. Везде одна любовь и размножение! Ну уж нет, скоро я продиктую вам свои правила!
Войдя в квартиру, я почувствовал, что меня немного клонит в сон. Интересно, почему мне так и не приснился 43‑й кабинет? Почему суд над сновидцем так и не достиг своего логического завершения? Или… ну конечно! Все закончится тем, что меня арестуют наяву! Вот она, разгадка! Все мое тело так и задрожало и задергалось при одной мысли об этом. Нет, этого не может быть! Я не могу быть арестован. Все мои великие идеи превратятся в прах. Это недопустимо.
Бежать.
Черт возьми, что за глупая мысль? Куда?
Хорошо. Если я останусь здесь… мне необходимо защищаться. Как?
Нет ответа.
Я могу убить некоторых, но не могу убить всех. Вот то–то и оно.
Боже мой, как же я собираюсь осуществить свой великий замысел, если одно ничтожное упоминание о противниках вызывает у меня страх?
Но я ничего не могу поделать с собой.
Да, несколько дней назад я думал, что очень неплохо умею владеть своим телом и рассудком, что могу процентов на пятьдесят абстрагироваться от эмоционального компонента. А что теперь? Куда все это исчезло?
Оно растворилось в темноте прошлого. Скоро и я растворюсь в ночной тьме.
Бежать.
Черт возьми, что за глупая мысль? Куда? Зачем?
Хорошо, если я останусь здесь… мне необходимо защищаться. Как?
Нет ответа.
Я могу убить некоторых, но не могу убить всех.
Боже мой, как же я собираюсь осуществить свой великий замысел, если одно ничтожное упоминание о противниках вызывает у меня панический страх?
Но я ничего не могу поделать с собой.
Да, несколько дней назад я думал, что очень неплохо умею владеть своим телом и рассудком, что могу абстрагироваться от эмоционального компонента. А что теперь? Куда испарилось все это?
Темнота прошлого. Скоро и я растворюсь в ночной тьме.
Бежать.
Черт возьми, что за глупая мысль? Куда?
Хорошо, если я останусь здесь… мне необходимо защищаться. Как?
Нет мне ответа.
Я могу убить некоторых, но не могу убить всех. Да.
Боже мой, как же я собираюсь осуществить свой великий замысел, если одно ничтожное упоминание о противниках вызывает у меня панический страх?
